РОССИЙСКАЯ ТРИБУНА.

Социальная политика позднего СССР одной из важнейших своих целей декларировала социальное равенство, причем для его достижения действительно было сделано очень многое: бесплатное здравоохранение, образование, огромное по современным российским меркам социальное обеспечение: на пенсии и стипендии действительно можно было жить, пособия по инвалидностям позволяли не работать и так далее. Надо понимать, что плановый, директивный характер советской экономики и социальной сферы означал, что предоставление вышеперечисленных и многих других благ напрямую зависело от качества текущего управления. Любая ошибка в регулировании означала, что человек может остаться без положенных ему денежных средств, услуг или товаров минимально приемлемого качества.

И такие ошибки, конечно же, постоянно случались. В редакцию газет во времена «перестройки» могло прийти письмо, в котором глава предприятия жаловался на привилегии чернобыльских «ликвидаторов», по которым они могли не работать почти 4 месяца в году, а их проезд должен был оплачивать работодатель, из-за чего предприятие терпело огромный ущерб и становилось нерентабельным, и одновременно ещё одно письмо, в котором такой «ликвидатор» из другой области жаловался, что ему вообще никаких пособий не приходит и привилегий не оказывается.

Другим источником подобных ошибок служило фундаментальное свойство любой бюрократической системы: ей свойственно запаздывать за реальными изменениями действительности. Она запаздывает за изменениями экономических отношений, за ростом цен, долго учится регулировать социальные процессы в новых условиях и так далее. Чем быстрее происходят изменения, тем разительнее проявляется несоответствие бюрократии, которая продолжает работать по привычным правилам, выработанным для уже устаревшей реальности, что, конечно же, тормозит весь процесс развития тем больше, чем сильнее общество зависит от государственных структур управления. В свою очередь, отставание бюрократии от реальности зависит от её качества, в которое включается как профессионализм, так и мотивация, причем в редких случаях государство может на относительно недолгий период выступать как мощный инструмент развития общества.

Эпоха «перестройки» таким периодом не стала. Советская экономика более десятилетия снижала темпы роста (которые были всё ещё значительно выше, чем в 2017 и, видимо, в 2018 годах), и ответом на это в итоге стали реформа управления, которая была нацелена на создание хозрасчетных самостоятельных производственных единиц и объединений, и рыночная реформа, нацеленная на внедрение рыночных элементов в командно-директивную советскую экономику. Комбинация этих преобразований открыла путь к постепенной приватизации государственного имущества, по задумке – трудовыми коллективами предприятий.

Реальные результаты сильно разошлись с ожидаемыми, по крайней мере, в том виде, как власть их публично декларировала, что коренным образом повлияло на качество советской бюрократии как класса. Это качество и без того было снижено, так как к концу 80-х годов номенклатура «окуклилась», стала в большой мере закрытым социумом, который в связи с кризисом марксистско-ленинской идеологии, в целом, утратил первоначальные цели и ориентиры, заменив их другими: личное обогащение и прожигание жизни в бесконечных застольях и азартных играх. К этому времени относятся репортажи СМИ о достаточно высокопоставленных партийных и государственных работниках, которых можно встретить в подпольных казино. В 80-е укрепляется и организованная преступность, которая расцветала в кооперации предприимчивых «коммерсантов», зачастую, выходцев из комсомола, и членов различных партийных комитетов и государственных органов на всех уровнях.

Рынок предоставил переродившейся номенклатуре новые, необыкновенные возможности. Необходимо понимать, что профессионализм советских управленцев всё ещё оставался на достаточно высоком уровне, так как социальные лифты, по которым простой инженер завода мог подняться до руководителя отрасли, продолжали функционировать (эти лифты больше закрывались по партийной линии, особенно, в азиатских республиках), но с появлением возможности приватизации этот профессионализм, в целом, стал направлен на то, чтобы переводить предприятия из управления в собственность, после чего, в лучшем случае, продолжать управлять им, в худшем – высасывать из него все соки, продавая по частям все движимое и недвижимое имущество.

В результате реформирования плановой модели экономики в рыночную кардинальным образом был решен ключевой вопрос, который наиболее интегрально характеризует любую общественную систему: вопрос собственности. Как уже говорилось, в Советском Союзе действительно было создано, в целом, достаточно однородное общество, в котором можно выделить два условных класса: население и государственные и партийные функционеры. В первой половине 80-х стал отчетливо заметен ещё один класс: деятели теневого рынка, занимавшиеся спекуляциями и продажей украденного с государственного склада товара. Собственность в СССР, конечно, не принадлежала народу, но она принадлежала государству, которое вполне удовлетворяло до поры до времени общественные нужды. В ходе реформ и приватизации, начавшейся в 1985 - 1991 годах, а вовсе не в 1992, государственная собственность превращалась в частную, но оказалось, что ключевым знанием и ресурсами, будь то материальные, административные или силовые, необходимыми для приобретения капиталов обладали только два класса: функционеры и теневики. Население, в большинстве своем, получило в собственность недвижимое имущество в виде жилья, но о получении возможности владения средствами производства, активами для развития и вклада, иначе говоря, капиталами, за редчайшими исключениями, речи не шло.

90-е годы породили и новый класс собственников: организованную преступность, расцвет которой в немалой степени проредил новоявленных капиталистов как из среды номенклатуры, так и из теневиков. Тем не менее, к концу 90-х – началу 2000-х оставшиеся в живых слились в единый класс капиталистов, практически объединенный с государственными органами власти и управления на местах и, в несколько меньшей степени, в федеральном центре. В современной российской реальности функционер более-менее высокого ранка, как правило, обладает опосредованно через родственников и «кошельков» немалыми активами и сбережениями, а также спокойно может перемещаться между государственными и коммерческими постами в обе стороны.

Как нетрудно догадаться, такой характер формирования чиновничества как социального слоя порочен по своей сути, так как в нем изначально заложен отрицательный отбор кадров. И это относится отнюдь не к профессиональным качествам управленцев, а к их мотивации, которая предполагает изначально выхолащивание ценности общественного блага в угоду личному обогащению. Повсеместный клиентеллизм и кумовство гарантируют сохранение этой модели мотивации, так как чужеродные элементы либо подавляются социальной средой и встраиваются в неё, либо выталкиваются через различные механизмы. Пост чиновника в России подразумевает обогащение не потому, что порочна система, а потому что порочен чиновничий социум, который, опять же, за редким исключением, просто не пропускает на соответствующие посты людей другого типа.

Текущая социально-экономическая политика, в целом, отвечает интересам современных отечественных элит. Любое её фундаментальное изменение, а только фундаментальное изменение может послужить основанием для повышения самостоятельности и конкурентоспособности отечественной экономики в условиях нарастания внешнего давления, в условиях искусственного ограничения притока технологий и товаров определенных категорий, приведет к перераспределению собственности, что, конечно же, не обрадует текущих выгодополучателей. Мало того, проведение фундаментальных преобразований требует высокого качества исполнения решений, высокой эффективности трат выделяемых ресурсов, поэтому необходимо и соответствующее сопровождение реформ по линии борьбы с коррупцией и нецелевыми тратами, что ещё больше поднимет напряжение в элитах. Отсюда следует и два возможных сценария на ближайшие годы: либо радикальные изменения в кадровой составляющей политической системы страны с возможностью опережающего развития, но и с огромными рисками, и продолжение текущего курса, менее рискованного, но гарантирующего постепенное нарастание социальных проблем и противоречий.

Казалось, что самые неудачные и дефективные элементы старой системы должны отправиться в небытие при ее уничтожении, но, к сожалению, этого не произошло. Люди, ломавшие советский строй, то ли по незнанию, то ли по злому умыслу избавились от наиболее удачных и здоровых элементов: образование, армия, социальная сфера и др. А наиболее уродливые аспекты советского наследия не только остались невредимыми, но даже усилились в следующие десятилетия. В этой статье мы не будем подробно рассматривать уже озвученные проблемы государственного управления в России, а сосредоточим свое внимание на явлении, с которой сталкивался, как мне кажется, любой житель нашей Родины – с клиентелизмом.

Начнем с терминологии:  

Клиентелизм – это социально-политическая система, основанная на семейном или клановом принципе. Иными словами, вся жизнь людей строится на личных связях, семейных узах и патронаже. В обществе, пораженным клиентелизмом, начинает господствовать принцип «Quid pro quo» – услуга за услугу, что ведет к укоренению коррупции, сращиванию организованной преступности с государственными учреждениями и в конце концов – к приоритету клановых интересов над государственными. При этом возникает своего рода взаимная обязанность между клиентом – получателем услуг (помощь при устройстве на работу, содействие при поступлении в университет, уход от судебного преследования, содействие успешной карьере и т.д.) и патроном – покровителем.

Проще говоря, клиентелизм – это полная преданность и поддержка патрона взамен некоторых товаров, благ или услуг, полученных клиентом благодаря своему покровителю.

История русского клиентилизма

Клиентелизм – явление отнюдь не новое. Считается, что он возник в древнем Риме, где отношения между патроном и протеже играли ключевую роль, причем во всех аспектах жизни. Что касается России, то можно лишь констатировать возникновение этого пагубного явления одновременно с возникновением государства.

Социальное положение и успешность отдельного индивида на заре русского государства обеспечивалась в первую очередь близостью к варяжскому клану, закрепившемуся в Новгородской, а затем в Киевской земле. Кстати, посмотрите на первых варяжских правителей: сложившиеся традиции и способы управления очень напоминают образ жизни российского общества в 1990-е годы. Князь (авторитет), опираясь на силу своей дружины (бригады), собирает дань с подчиненных племен (коммерсантов) и взамен предоставляет услуги защиты и охраны от соперников (конкурирующих преступных организаций). Попасть в дружину (бригаду) довольно непросто, ключевую роль здесь играют не личные качества, а родственные связи и поручительство.

В общем, стать дружинником может стать только сын дружинника, у сына смерда, даже при наличии каких-то выдающихся способностей, нет банальной возможности и надежд к улучшению своего положения. Ведь научиться фехтовать тяжелым мечом гораздо легче, если у Вас есть наставник. С князьями та же история, но все же, княжеское происхождение не гарантирует теплого места, обремененного властью, оно дает лишь право претендовать на эту власть.

Время шло и вчерашние разбойники, собиравшие дань (деньги за крышу), начали обретать легитимность: появилась система налогообложения, подобие законодательства, общая религия и так далее. Но клановая иерархия, сложившаяся в первых варяжских дружинах, только усиливалась. Теперь социальное неравенство закрепилось законодательно, в Русской правде. Период феодальной раздробленности ознаменовался дроблением некогда единой страны на отдельные полугосударственные конгломераты, но даже в этих условиях сохранялась особая система отношений между элитами разных земель. Князь или боярин смотрел на «иноземного коллегу», как на равного, а на собственных «граждан», как на строительный материал своего благосостояния. Проводя параллели с современностью можно сказать, что княжеские распри напоминали разборки бандитов на просторах СНГ, которые готовы устранить тысячи бойцов конкурирующей группировки и столько же случайных свидетелей, но редко решаются на уничтожения главаря враждебной банды, получается, что мафиози как бы воюют друг с другом, соблюдая какой-то неписанный, понятный только им свод правил («кодекс чести»).

С татаро-монгольским нашествием сложилась новая система государственного управления, с верховным авторитетом в виде Хана, выдававшим ярлыки, законодательно подтверждающие полномочия носителя. Теперь положение отдельного человека зависело не столько от происхождения, сколько от воли патрона, сидящего сперва в Каракоруме, а затем в Сарай-Бату. Именно близость к хану, устанавливаемая с помощью подкупа, щедрых обещаний или других проявлений верности определяла судьбу человека. Вот такой вот клиентелизм: ярлык и помощь в борьбе с соотечественниками взамен преданности и дани.

Московская династия Рюриковичей, постепенно возвеличиваясь над русскими землями, перенимала традиции Золотой Орды. Характерная для азиатских стран деспотия неплохо прижилась на Руси. Строгая иерархичность привела к выстраиванию системы местничества – настоящего апогея феодальных принципов управления. Теперь положение человека определялось заслугами его предков, вернее временем, прошедшим с того момента, когда чей-то далекий прародитель поступил на службу к Московскому государю. Фактически же институт местничества поставил жирный крест на талантливых умах государства, которые имели наглость родиться в семье простолюдинов. Даже одаренные боярские дети не могли подняться выше определенной ступени в иерархии, на том лишь основании, что по местническим книгам, род каких-нибудь Хованских не мог занимать должности выше рода Воротынских.

Местничество стало привычным явлением, даже распределение мест на царском пиру зависело от знатности рода, доходило до драк, если какой-нибудь боярин, уверенный в своем старшинстве садился на место другого. Местнические книги превратились в запутанные лабиринты, стены которых заменили родословными знатных фамилий. Порой не было никакой возможности установить старшинство конкурирующих боярских родов, что естественно вело к конфликтам. Общественные и государственные интересы были принесены в жертву сословных. Боярство разделилось на кланы, главная задача которых заключалась в обогащении и усилении влияния.

Я убежден, что отставание русского царства от передовых стран запада не было бы таким значительным, если бы местничество было отменено раньше, например, во времена Ивана Грозного. Без свежих умов в правящем классе не удастся провести реформы или ввести передовые общественные институту, да и зачем? Ведь реформы – это добровольный отказ от старого порядка вещей и переход к новому, еще неизвестному, при котором старые элиты могут оказаться на свалке истории.

Первая трещина в фундаменте местничества возникла благодаря многочисленным войнам московского, а впоследствии русского царства с соседними странами. Война как важнейшее государственное предприятие требует напряжения сил и талантливых полководцев, не именитых неслухов, стремящихся к наживе, а талантливых слуг, способных привести страну к победе. Второй удар по местничество нанесло смутное время – период падения величавых бездельников и возвышения талантливой черни. Система принятия кадровых решений, основанная, как бы сказали современники на «блате», была отменена лишь в 1682 году Федором Алексеевичем Романовым. Книги, устанавливающие старшинство родов, были попросту сожжены ради блага будущих поколений.

Реформы Петра Великого способствовали оздоровлению государственного аппарата, в результате этих преобразований правящая элита пополнилась худородными, но способными управленцами. Петр ясно дал понять своему окружению, что отныне заслуги ценятся выше породы: появляется табель о рангах, указ о единонаследии, а неслужилое боярство начинает вытесняться служилым дворянством. Возвышение Абрама Петровича Ганибала – яркое тому подтверждение. Петр вытащил безродного чернокожего человека из турецкого плена, привез в Россию, дал образование и назначил на дворцовую должность. Клиентелизм? Однозначно, но главное отличие петровского патронажа от старорусского местничества заключается в так называемом служебном соответствии: для назначения на должность нужно обладать определенными навыками, способностями, а иногда и образованием. И самое главное – дворянином может стать любой, кто проявит себя с хорошей стороны, родовитость больше не является препятствием для построения карьеры.

К сожалению, преемники Петра мягко говоря не дотягивали до уровня державца полумира. Эпоха дворцовых переворотов характеризуется засильем временщиков, фаворитов и просто случайных людей, смотревших на Россию, как карманник на дорогой кошелек. Фаворитизм никуда не исчез в эпоху просвещенного абсолютизма и, безусловно, является проявлением клиентелизма, но взгляните на Екатерининских орлов: Румянцев, Потёмкин, Суворов, Разумовский, Безбородко, Ушаков, братья Орловы. Своей славой и карьерой они обязаны императрице, покровительствующей им на заре карьеры, но разве эти люди были никчемными прожигателями состояний, случайно свалившихся на горячую голову?! Нет! Они были талантливыми полководцами, дипломатами и флотоводцами, прославившими Российскую империю на международной арене. И честно говоря, если правитель страны покровительствует Суворову, Ушакову или Ломоносову, то я готов поддержать подобный патронаж обеими руками.

Дальнейшие события в истории России привели к превращению дворянства в привилегированное и закрытое сословие, отдалившееся от реальности настолько, что в начале XX века можно было наблюдать сразу две страны с одним названием: Россия дворянская с балами, лакеями и юнкерами, в которой живет 5% населения и Россия рабоче-крестьянская, терзаемая безграмотностью, недородами, голодными тифами, непосильным трудом и отсутствием надежд на исправление ситуации. Естественно, что вырождающееся дворянство («цвет нации») не смогло ничего противопоставить стремлению широких народных масс к улучшению своего положения.

Нельзя отрицать, что большевики полностью уничтожили старый порядок, переломав все, что попалось под руку, но эти же большевики довольно быстро выстроили новый мир, из руин, фактически из ничего. До определенного момента СССР был страной возможностей и невероятно эффективных социальных лифтов. Посмотрите на сталинских генералов и маршалов, сломавших хребет прусской аристократии: Жуков, Конев, Василевский, Малиновский, Чуйков – все они дети крестьян или мелких служащих, сделавших блестящую военную карьеру. Можно до бесконечности перечислять советских ученых, военных, дипломатов, разведчиков и государственных деятелей. Их всех объединяет худородное происхождение, которое не помешало сделать блестящую карьеру. Социальные лифты Советского Союза действительно достойны внимания, потому что такое явление больше нигде не повторялось. Кем бы стали эти люди если бы не советская власть?

Я искренне верю, что индустриализация, атомный проект, космическая программа, эффективная система образования и многие другие достижения СССР были бы невозможны без эффективной системы подбора кадров. И самое главное в этой системе – ответственность. Если человек не справился со своими обязанностями, с него спрашивали, порой очень строго. Прекрасно отлаженная система начала сбоить сразу же после исчезновения ответственности. Стоил дать слабину и клиентелизм поразил советское общество, поздний СССР погряз в круговой поруке и «блате», перешедшим по наследству современной России.

Клиентелизм в современной России

Современный российский клиентилизм, как уже было сказано, пустил корни на закате СССР и укрепился в 1990-е годы. Приватизация государственной собственности, проводимая вчерашними партийными работникам и «красными директорами», с непоколебимой решительностью и энтузиазмом привела к закономерному финалу. Во-первых, в движении пришел маховик социального расслоения, во-вторых, сформировались группы влиятельных людей («новых русских»), интересы которых совсем не совпадали с государственными.

Развал системы образования, ликвидация социальных лифтов, нарастающий бандитизм, повальная коррупция, рост безработицы, экономический кризис, деградация государственных институтов и передел собственности еще сильнее усугубил ситуацию. По сути, наша страна откатилась во времена Рюрика, нет, нет, технологически мы находились в ХХ веке, в Х веке застряли внутриобщественные отношения: появились красивые офисы, на дорогах ездили роскошные автомобили, внешне все выглядело довольно современно, но стоит взглянуть поближе на социальные отношения, так сразу становится понятно, что перед нами раннефеодальное общество, с уплатой дани (деньги за покровительство бизнесу), бандитскими разборками средь бела дня (походы князей на тех, кто еще не платит дань) и постоянным стремлением отдельных регионов к сепаратизму (феодальная раздробленность).

Тогда же начал формироваться класс сверхбогатых людей – олигархов, стремившихся к обогащению любыми способами, даже в ущерб собственной стране и своим согражданам. Тут же возникли многочисленные преступные и полупреступные организации, растущие быстрее, чем плесень в сыром помещении. Иными словами, сформировалась плодородная почва для роста клиентелизма.

Олигархи выполняли роль патронов, личные качества, образование и способности теперь не стоили выеденного яйца. Более того, на высший иерархический уровень пробились совершенно неспособные, невменяемые и бездарные люди. Как такое возможно? Связи решают все. Честно говоря, такому обществу невыгоден умный человек, ведь у него есть свое мнение, он задает «лишние» вопросы, а иногда при помощи хитрости и коварства может занять место своего патрона. Гораздо выгоднее возвысить туповатого, но очень послушного и податливого простака, готового смотреть в рот своего хозяина с животной преданностью. Собственно говоря, так и происходило…

Новое тысячелетие ознаменовалось прекращением повального бардака 1990-х: уровень жизни начал расти, самые одиозные олигархи отстранены от кормушки, кто-то даже угодил за решетку, появилась вертикаль власти и спецслужбы стали соответствовать своему пафосному названию. Но, несмотря на внешний лоск, каркас остался без изменений, клиентелизм, кумовство, сводничество, круговая порука и отсутствие всякой ответственности до сих пор паразитируют на российском государственном аппарате. Я убежден, что все попытки конкуренции с западом обречены на провал до тех пор, пока мы не сбросим с себя этот балласт, с таким же успехом атлет может пытаться выиграть Олимпийские игры в кандалах.

Есть ли в нашей стране ответственность руководителей? Нет, нету, вспомнить хотя бы падение ракет, скандалы в Министерстве обороны, невыполнение президентских указов и всякое и всякое. Безусловно, аварийные ситуации случались и в СССР, но что-то мне подсказывает, что за каждый неудачный пуск Р-7 с Сергея Павловича Королёва снимали три шкуры, а еще могли посадить. Теперь же отстраняют от должности, чтобы назначить на новое теплое местечко.

Может ли простой русский парень, без связей и знакомств из маленького городка сделать успешную карьеру и стать, к примеру, генералом? У меня на этот счет есть большие сомнения, ведь у генерала есть свой сын. А вот в «кровавом совке» такое было возможно.

Есть ли в России кланы, ставящие корпоративные интересы выше государственных? Да есть, причем эти организации обнаглели настолько, что даже не стараются скрыть сей факт. В СМИ постоянно появляются заголовки наподобие «либеральный клан наносит удар», «победа клана силовиков», «клан МВД против калана ФСБ» и так далее.

Самое неприятное следствие российского клиентелизма заключается в коррупции, ведь принцип «Quid pro quo» подразумевает оказание взаимовыгодных услуг, а это значит, что все выгодополучатели связаны круговой порукой. Получается, что стоит начать «трясти» одного, как тут же пострадают остальные и это большая проблема. Правящий класс при этом превращается в закрытую от народа корпорацию, живущую в своем маленьком мире роскоши и вседозволенности, а исторический опыт подсказывает, что подобное расслоение общества ведет к самым неприятным последствиям.

Власти же находятся в заложниках у ситуации, в замкнутом круге сложившихся понятий: чтобы побороть коррупцию, круговую поруку и клиентелизм, нужно создать властную организацию и наделить ее соответствующими полномочиями. Но где же взять людей для этой организации? На улице? А кто даст гарантию, что они не сделают хуже? Ясно только одно: без отказа от семейно-родовых принципов подбора кадров невозможно развитие страны. А отказ от этих принципов ведет к опасному противостоянию между будущей и настоящей элитой. Но время перемен уже пришло, либо власть сама решится на перемены, либо источником этих перемен станет естественный ход истории.

Как известно, был принят второй вариант, требующий радикальных реформ в экономике и кардинальных изменений в политике. Для превращения аграрного государство в промышленное требовалось не только провести реформы и построить заводы, нужно было поменять образ жизни людей, вчерашних крестьян, которым предстояло расстаться с привычным и понятным плугом ради нового и сложного станка. Подобного рода изменения были не под силу существующему общественному порядку, сложившемуся после гражданской войны еще на революционных началах, переполненному противоречиями, излишней идейностью и самими обычными заблуждениями.

Начало изменений в общественной жизни страны можно связать с первым пятилетним планом (1928-1933), обозначившим переход от большевистского романтизма с верой в мировую революцию к сталинскому прагматизму с верой в собственную промышленность.Судьбоносное решение, превратившее страну сельских хуторов в страну городских заводов, было принято на XV съезде ВКП(б) в 1927 году, а уже в 1931 году Сталин сказал свою знаменитую фразу: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние за десять лет. Или мы сделаем это, или нас сомнут». В первом пятилетнем плане особое внимание уделялось территории, на которой располагается современная Украина. Такая любовь советских вождей к Украине отнюдь не случайна и совершенно не связана с желанием развивать окраины страны за счет выкачивания ресурсов из центра. «Любовь» к Украине, проявляющаяся в планах индустриализации (400 предприятий из планируемых 1500 строились на территории УССР), объясняется природными и геологическими условиями.

Дело в том, что промышленность Донбасса благодаря изобилию природных ресурсов, в первую очередь угля, начала складываться еще в Российской империи. К началу Первой мировой войны Донбасс стал настоящим промышленным сердцем России, а в гражданскую – желаемой добычей белых и красных. Деникин, вместо помощи Колчаку, устремился на Москву, намереваясь захватить Донбасс. Белый генерал прекрасно понимал тот факт, что потеря Донбасса лишит большевиков угля – основного топлива в те годы, и последним придется топить топки паровозов соломой или опилками. Таким образом, грандиозная стройка промышленных гигантов, развернувшаяся в 1930-е годы на Украине, обуславливалась не идейными соображениями «коммунистов» с националистическим уклоном, а банальным прагматизмом советского руководства.

Как раз таки волею идейных революционеров (по совместительству национальных строителей Украины), русский Донбасс оказался в составе Украинской СССР со всеми вытекающими последствиями (подробнее читайте здесь ). Как же проводить индустриализацию, когда высокие государственные мужи (я имею в виду ряд руководителей УССР) находятся в крепких объятиях националистического(украинского) догматизма? Никак!

В августе 1932 года Сталин поднимает вопрос о компетентности партийных организаций УССР. Вождь народов прямо заявляет, и небезосновательно, о засилье националистов в Коммунистической партии Украины [КП(б)У]. Нужно понимать, что за первое послевоенное десятилетие на высокие партийные и административные должности смогли пробиться совершенно некомпетентные люди. Чего стоит история с исполнительным комитетом города Сталино, породившим декрет «о привлечении к уголовной ответственности руководителей организаций, формально относящихся к украинизации, не нашедших способов украинизировать подчинённых, нарушающих действующее законодательство в деле украинизации»! Или, например, стремление ряда националистов ввести монополию украинского языка в частях Красной армии, расквартированных в административных границах УССР.

Примечательно, что методы современных украинизаторов почти неотличимы от методов так называемых «коммунистов-националистов», расплодившихся при молчаливом согласии советской власти. Националистические идеологи несли «священное дело украинизации» в массы с помощью тотальной пропаганды: издание «идеологически верных» (с националистическим уклоном) учебников, повсеместное введение украинского языка, преследование неугодных (вспомните постановление сталинского обкома) и, конечно же, работы с молодежью. Национальные фанатики обнаглели настолько, что распространяли свое «учение» даже за пределами Советской Украины – на Кубани. И нужно сказать, весьма успешно.

В 1930-х годах в некоторых районах Кубани даже возникло антисоветское движение, причем сила «народных» волнений четко коррелировалась с частотой посещения вышеупомянутых районов сотрудниками Наркомата народного просвещения УССР. ОГПУ доносило: «кубанская станица Полтавская самая «украинская» и наиболее контрреволюционно активная, на территории станицы действуют крупные банды и контрреволюционные организации украинской направленности».

Меры по сворачиванию так называемой «украинизацией» применяются почти одновременно с началом индустриализации, то есть на заре 1930-х годов. Нужно признать, что столь резкое прекращение идеалистических авантюр старых большевиков– революционеров было бы невозможно без укрепления личной власти Сталина и подавления пестрых оппозиционных сил. Политика украинизации прекращается так же быстро, как когда-то начиналась, но все же не уничтожается полностью.

Донесения ОГПУ с Кубани, укрепление позиций Сталина и наконец подготовка общественного мнения в августе 1932 года дают свои плоды: в ноябре того же года начинаются первые чистки в рядах коммунистической партии Украины. По результатам первой чистки КП(б)У потеряла 45% своих членов, а органы государственной безопасности отчитались о пяти тысячах арестованных националистах. 26 декабря 1932 по сторонникам украинизации наносится еще один удар: на Кубани прекращается выпуск газет и литературы на украинском языке, а уцелевшее в ходе чисток издания переходят на русский язык в течении одной недели (вот и вся любовь к мове). Делопроизводство, радиопередачи, обучение в школах, да вообще вся хозяйственная деятельность снова осуществляется на русском языке. В 1933 году начинается кампания против работников в сфере образования и культуры с украинским уклоном, настолько эффективная, что несколько тысяч великих укров оказываются на морозе, свободными как ветер. Кстати, националисты несут частичную ответственность и за срыв хлебозаготовок на Украине (так называемый «голодомор») — возникший голод напрямую связан с бездарной политикой местной партийной элиты, еще неочищенной от антисоветских элементов.

Чистки, проведенные Сталиным, способствовали уничтожению наиболее одиозных элементов в коммунистической партии Украины и существенному ограничению политики украинизации. Сама же политика была продолжена, речь не шла о полном сворачивании национального строительства, скорее о корректировке курса, еще недавно направленного в пропасть.

Местное население как обычно было недовольно, украинизацию не принимали, особенно в Донбассе, Одессе и Днепропетровске. Вплоть до 1937 года власти УССР пытались продвигать свою навязчивую идею в «темные» народные массы, а те в свою очередь сопротивлялись инициативам сверху. Но в период с 1933 года и до начала «большого террора» украинизация сопровождалась повсеместным избавлением от воинствующих украинских националистов, заигрывавших сперва с Пилсудским, а затем с его преемниками. Идея «незалежной» Украины исчезла на несколько десятилетий.

Активная деукраинизация началась только в 1938 году и затрагивала, главным образом, образовательную и культурную сферу. Статистика за 1939 год не позволяет говорить о больших успехах этого предприятия: в 1939 году в Украинской ССР выходили 885 газет на украинском языке и всего лишь 304 на русском, к 1939 году украинцы составляли 66 % рабочих и 56 % служащих республики. В 1936 год украинцами считали себя 53 % студентов вузов, 75 % студентов техникумов, 65 % студентов рабочих факультетов. Впрочем, есть основания полагать, что статистика не отражает реального положения вещей. Данных о популярности выходивших газет мне найти не удалось, как и данных о тиражах.

Что касается индустриализации, совпавшей с корректировкой украинизации, то можно констатировать полный успех политики Сталина на территории УССР. За несколько лет республика избавилась от фанатично настроенных националистов и получила мощнейший промышленный потенциал: ДнепроГЭС, Запорожсталь, Криворожсталь, Азовсталь, Харьковский тракторный завод и другие предприятия. Но, к большему сожалению, не прекращающаяся украинизация постепенно вылилась в национальный вопрос, сыгравший злую шутку с Советским Союзом в августе 1991 года. Более того, «украинство», взращенное большевиками, превратилось в плодородную почву для популистов и авантюристов всех мастей, выбравшихся из схронов УПА и эмиграционной тусовки на закате Советского государства.

Сталин же должен стать национальным украинским героем хотя бы за то, что он вытащил украинскую нацию из дикого поля в цеха советских заводов. Но при нынешнем руководстве этого не произойдет, ведь они, как большевики-националисты, строят свою нацию с «горiлкой» и вышиванками.

Статьи по истории Украины

В истории любого общества появление первого свода законов считается одним из наиболее важных событий в его жизни. Законы упорядочивают социальное взаимодействие, придают ему всеобщий зарегулированный характер. В эпоху становления абсолютизма и выстраивания государствами системы управления, основанной на регулярной работе профессиональных чиновников, -бюрократии не менее важными считаются первые регламенты, которые в грубой противоречивой форме содержали правила, инструменты, полномочия и сферы ответственности управленцев.

Этот регламент составлялся с опорой на картину мира, сформированную у руководства страны под влиянием множества факторов, таких как наиболее фундаментальные философские представления о природе власти, текущие задачи управления, общественное мнение в среде различных групп внутри страны. Более того, для успешного управления социумом требуется знание о нем, о характере его внутренних и внешних взаимодействиях в самых различных сферах: в экономике, религии, культуре и пр.

Несмотря на то, что регламент являет собой сочетание строгих юридических формул, фактически его основания довольно зыбкие: актуальные философские концепции и представления о таких понятиях как свобода и порядок, обладают свойством постоянно меняться, а знание об обществе почти всегда носит неполный и запаздывающий характер, сложно поддается проверке и устаревает.

В связи с этим проблема соотношения свободы управленца и превращения его в бездушный винтик, десубъективизация всей системы управления принципиально нерешаема. Вполне очевидным выходом из положения является условная середина, но в том и вопрос, к какому полюсу и в каких условиях стремится.

Направленность большинства реформ системы управления к максимально возможной десубъективизации, алгоритмизации процесса управления продиктована необходимостью преодолевать такие присущие бюрократии болезни как самоуправство, волокита, застойность, коррумпированность и так далее. Механицизм, который должна придать регламентация деятельности управленца, должен исключить волю чиновника из принимаемых решений. В его задачи будет входить только четкое выполнение инструкций, что, в свою очередь, упрощает и объектизирует оценку его деятельности.

Любой механизм проектируется под специфическую среду работы и конкретные задачи. Это вполне успешно работает, так как механизмы в целом были призваны расширять возможности человека, покорять природу, законы которой, в целом, неизменны, а условия привязаны к местности. Общество, в свою очередь, постоянно развивается, меняет свою внутреннюю структуру, правила взаимодействия элементов, их иерархию и пр. Еще вчера крепостной труд позволил в кратчайшие темпы сформировать армию, флот, мануфактурное производство, каналы, но уже завтра эта форма организации общества становится тормозом, причиной отставания от наиболее развитых держав.

Из всего этого следует, что создать стройный механизм, который будет справляться с задачами управления всегда, не представляется возможным. Невозможно и регулировать его строение в соответствии с веяниями времени, так как сбор и анализ информации носит запаздывающий характер. Более того, часть общества будет бороться с переменами, и, если начать подстраивать механизм под управление новой общественной структурой раньше, чем она сформируется, актуальной станет угроза утраты стабильности и управления, как это произошло, например, в конце 80-х годов.

Это приводит нас к новой задаче: к организации творческой активности управленца с самых низовых уровней, к расширению его полномочий ради повышения адаптивности системы управления в целом. В истории России были периоды, когда свобода действий при выполнении поручений превалировала над регламентацией: так было до появления регламентов как таковых во времена царствования Петра, свободой пользовалось высшее звено управления в эпоху абсолютизма, но наиболее явно такой подход проявлялся во времена становления советской власти и её развития вплоть до смерти Сталина.

Суть подобной системы управления заключается в снятии ограничений с творческой активности управленца, так как рамки его работы, в целом, не определены. Он обладает правом использовать любые методы, абсолютна его власть над собственными подчиненными, снижен контроль. Оценка деятельности управленца исключает понятие эффективность, то есть конкретные методы управления, и полностью опирается на достигнутый или не достигнутый результат.

Данный подход имеет один существенный недостаток: предоставленный, во-многом, сам себе управленец должен осознавать высокую степень ответственности, которую ему неизбежно придется нести в случае провала порученного дела, что и будет являться важнейшим критерием оценки его работы. Именно последствия провала должны удерживать чиновника от неделовых отношений или привлечения к работе и неквалифицированных родственников и клиентов. Лишенный возможности оправдаться четким выполнением должностных инструкций или недостатком полномочий, в том числе, по набору собственной команды, он будет вынужден оценивать риски, сопутствующие попыткам незаконного обогащения или обеспечения благополучия близких людей.

Под высокой степенью ответственности надо понимать не тюремный срок за дачу взятки, что предусмотрено и сейчас, а наказания такого рода, которые принципиально лишают провалившегося управленца заинтересованности в неэффективной деятельности в кадровой сфере или сфере неделовых отношений. Для того, чтобы добиться этого, необходимо, во-первых, повысить стоимость неформального откупа от наказания до таких сумм, которые даже заядлый взяточник может выплатить, отдав все наворованное, а во-вторых, лишить чиновника возможности обеспечить безбедное будущее своей семьи даже путем собственной жертвы.

Два этих требовании приводят нас к модели наказания, которая в 21 веке для, в целом, европейской по менталитету страны может показаться дикой и архаичной: она подразумевает сроки заключения от 10 лет без права досрочного освобождения, конфискацию всего семейного имущества, нажитого во время занятия членом семьи государственного поста, бессрочный запрет членам семьи на государственную службу, длительный (от 10 лет) запрет на занятие бизнесом.

Основной принцип здесь - это коллективная ответственность. Его необходимость обусловлена тем, что это, фактически, единственный способ лишить недобросовестного чиновника всех дивидендов от злонамеренного эгоистичного поведения, так в современных условиях владельцы имущества и прямые выгодополучатели от его влияния - это жены/мужья, дети, матери и пр.

Вместе с кнутом всегда должен идти и пряник. Государственные должности в управлении должны гарантировать существенные привилегии и оплату труда, в том числе, и на низовом уровне. Это, во-первых, увеличит конкуренцию за места, а следовательно - и качество управленческих кадров, а во-вторых, поднимет заинтересованность чиновника в сохранении места и снижению привлекательности каких-либо рисков, уже не говоря о том, что более высокое положение ведет к росту необходимого объема взятки, снижая ее рентабельность.

Таким образом, можно сформулировать некоторые базовые принципы альтернативного пути развития государственной службы и кадров государственной службы, а также сопутствующее обеспечение этого развития в области усовершенствования уголовного законодательства. Главным таким принципом должна стать ориентация на рост объема полномочий управленца, в том числе, над собственными подчиненными и их карьерой, в целях повышения адаптивности к меняющимся условиям окружающего мира. Обеспечивать адекватную мотивацию использования этих полномочий призван усовершенствованный комплекс мер поощрения и наказания. Стоит отметить, что сфера применения этого подхода не включает в себя органы безопасности и иностранных дел в силу уникальной специфики их деятельности.

В целом, необходимо подумать и о создании правового механизма, который будет выстраивать соответствие между уровнем срочности и новизны текущих государственных задач и режимом управления. Такой механизм уже существует – это режим военного положения, есть и режим чрезвычайного положения, но основная идея заключается в том, что спектр ситуаций, в которых оказывается государство, не ограничивается войной, катастрофой и нормальным развитием. Скорости процессов XXI века требуют более тонкой настройки состояний институтов управления, и представленная в статье концепция может стать основанием для выработки основных принципов организации системы управления в ситуации необходимости проведения ускоренной модернизации, с которой Россия уже не раз сталкивалась. Заранее проработанные основания управлением мобилизационным развитием могут позволить полностью или частично избежать потенциальных издержек этого пути.

Прямая функция государственных законов - регламентация, регулирование общественной жизни в различных сферах, будь то экономика, политика, судопроизводство и даже культура. Законы обладают и косвенными функциями: они, например, могут как объединять общество, так и разъединять его, предоставляя различным группам различные права. Подобно трудящимся, имевшим на заре существования СССР исключительные политические права, современные верующие обладают исключительными правами на защиту собственных чувств. В данном случае не столь интересны нюансы правового определения религиозного чувства и его оскорбления, сколько сама формулировка, которая делит общество на две неравные в правовом отношении группы.

Тем не менее, решение этой коллизии лежит не в плоскости отмены самого закона, а в его распространении на все население страны. Ошибка же была вызвана ложной трактовкой события, послужившего основанием для введения самого закона.

Действительно, Современная РПЦ за последние три десятка лет успела совершить немало поступков, которые выставляют ее не лучшим образом: тут и бесчисленные "наезды" на социальные объекты с целью возврата прав собственности на основании их незаконного изъятия большевиками, и общий стяжательский тренд религиозных деятелей различного уровня, и "мракобесные" высказывания церковных иерархов. И всё же даже советской власти за долгие годы не удалось полностью исключить церковь и веру из жизни людей, не удалось полностью лишить её всех общественных функций, таких, например, как формирование картины мира и оказание материальной и духовной помощи нуждающимся, потерянным людям.

Посмотрим теперь на эту проблему с другой стороны. Важно понимать, что храм Христа Спасителя, как и большинство остальных религиозных сооружений в стране, одновременно является и объектом общенационального достояния, так как он представляет из себя выдающийся памятник архитектурного искусства и исторического наследия всей нации. Это относится, впрочем, не только к архитектуре, но и к иконописи, живописи, музыке, литературе и всем остальным творческим продуктам около-религиозной деятельности.

Федеральный закон о защите памятников архитектуры был принят в 2002-м году, после чего в него было внесено более десятка поправок. По понятным причинам, он регулирует физическую целостность памятника, правила реставрации, пользования и так далее, то есть, никак не затрагивает духовный аспект. Но что есть памятник, вне его культурного, субъективного, носимого лишь человеком содержания? Если завтра люди исчезнут с планеты, все людские храмы и церкви, дворцы и замки, хижины и элитные особняки перестанут отличаться от природных объектов - гор, холмов, впадин, оврагов. Они зарастут травой, в них поселятся новые жильцы, для которых картины, статуи или внутреннее убранство, совершенство форм не будут иметь никакого значения.

Такой подход неизбежно ведет к следующему выводу: несмотря на то, что текущий закон о защите чувств верующих является по своей сути дискриминационным, бороться надо не за его отмену, а за его расширение на все существующие в стране выдающиеся памятники культуры, духовное поругание над которыми приводит к оскорблению чувств не только верующих, но и всех сознательных граждан современного Российского государства.